Воздушный змей, Кайто/Акито

[airway]

Название: Воздушный змей
Автор: DecadAncing
Бета: *как обычно отсутствует*
Пэйринг: Кайто/Акито
Жанр: Slash, совсем немного BDSM, POV Акито. (сильное AU – так как твАрец внаглую фантазирует о прошлом героев, воспринимайте это как личные домыслы твАрца, ни в коем случае не канон )
Рейтинг: Пусть PG-15, ибо ничего особенного не вижу (блин, ну не разбираюсь я в рейтингах, кто-то может подумать, что это R, рейтинг вещь индивидуальная).
Дисклеймер: Герои не мои, идея АТ не моя, мои исключительно догадки об их мыслях и немного копательства.
Напутственное слово: Фик идейно связан с другим произведением «Кнут и..». *В звездочках слова Агито*
твАрец запрещает выкладывать это произведение где-либо без своего разрешения.

Когда-то давно у нас с тобой была своя маленькая традиция - каждое погожее воскресенье ты заходил за мной в корпус младших воспитанников интерната, где мы жили, и забирал на весь день в парк недалеко от места, которое мы называли домом. И каждое такое воскресенье, не пропуская ни одного, мы неизменно запускали воздушного змея..
Когда я сделал своего первого змея, он упал, не взлетев и на метр.
- Это потому что любому змею нужен хвост, - сказал ты. Ты всегда все знал, мой самый лучший и умный старший брат.. Тогда мы сделали ему хвост из пояса старого халата, который ты предусмотрительно отыскал где-то в корпусе старших воспитанников.
Сначала у меня никак не получалось управлять змеем, он никогда не взлетал высоко, не парил в небе долго и плавно, двигался рывками.. И тогда ты научил меня поворачиваться так, чтобы змей наверху ловил потоки ветра и взлетал все выше. Ты стоял за моей спиной и держал мои ладони в своих теплых и таких мягких ладонях, и говорил:
- Смотри на змея в небе, братик.. Смотри, скоро ты сможешь в совершенстве управлять им, обещаю тебе это.. Потому что научиться чему-угодно гораздо легче, когда кто-то, кто любит тебя больше всего на свете, держит тебя за руку.. Запомни это, братик..
---
Больно. Больно! Слишком больно!!
Иногда мне кажется, что следующего удара я уже не вынесу. Иногда мне до обидного легко представить, как удар кнута ослепляет, смешивает все краски воедино, вышибает крохи дыхания из легких, и забирает последний хрип с собой ползущая по коже черная, липкая от моей же собственной крови змейка. Когда все краски смешиваются воедино, проходят через призму, преломляясь, - получается чистейший белый цвет, похожий на падающий на ресницы снег, так меня учили в школе, когда я еще ходил в школу.. Потом ты, брат, забрал меня оттуда и сказал, что теперь мы будем путешествовать по Японии, только вдвоем. И я был счастлив, что ты берешь меня с собой, что ты будешь рядом, я всегда втайне боялся, что, когда ты вырастешь, ты оставишь меня в интернате, я не хотел этого. Да, конечно, мне пришлось покинуть всех старых друзей, всех тех, кто был мне близок, но это ведь было не важно, ты один всегда заменял мне и друзей, и родителей, ты был моей семьей, мой самый любимый старший брат. У меня не было никого, кроме тебя, да и я не хотел этого..
*А все же, ччерт, бьюсь об заклад, следующий удар станет последним, и он станет, если у меня хватит сил завладеть телом, и тогда надо будет всего лишь подняться, всего лишь обернуться.. Мне хватит мгновения, чтобы броситься на него, бьюсь об заклад, мне хватит сил, чтобы сцепить тонкие пальцы на горле этой скотины, только бы получить контроль, и тогда он..*
Но больно. Больно! Слишком больно!!
Я не помню точно, когда это началось, сейчас у меня навязчивое ощущение, что так было всегда.. Но все же..
Началось с того, что однажды вечером ты сказал мне, что я больше не могу спать с Тайко. Тайко был моим плюшевым медведем, ты сам купил мне его в подарок на мое семилетие, и тогда ты потратил все деньги, которые в первый раз сам смог заработать. И с того самого дня Тайко всегда глядел на нас своими черными глазами-пуговками, сначала в комнате при интернате, потом в нашем трейлере, который мы почему-то так и не осмелились назвать домом. В тот вечер ты выкинул его, не слушая мои крики о том, что я боюсь, да, такой большой, но все еще боюсь до дрожи в коленках, спать один. А потом, когда мы уже были далеко от той помойки, где остался Тайко, ты вдруг остановил трейлер, вошел в единственную комнату, откинул в сторону мое одеяло, заплаканную подушку, и долго еще потом гладил мою голову, плечи, спину, и извинялся, и прижимал к себе крепко-крепко, и даже тихо прошептал какую-то колыбельную, чтобы успокоить меня. Я тогда впервые понял, чего для тебя стоило вспомнить хоть какие-то слова на ночь, ведь тебе самому никогда не пели колыбельных, но ты вспомнил, по моим ли рассказам, или еще как, я сейчас даже не знаю, но тогда твой шепот действительно подействовал лучше всякой колыбельной, и совершенно расхотелось грустить, совершенно расхотелось обижаться на тебя за Тайко.. В тот вечер я впервые засыпал на твоей кровати, уткнувшись носом тебе в плечо, и впервые подумал, что начинается самый счастливый отрывок в моей жизни. До сих пор не могу понять, ошибся я тогда или нет..
*Эти шрамы, эти всхлипы, эти слезы, это чувство боли, стыда и униженности, которое он вбивает в тебя с каждым ударом кнута, эта вспоротая кожа, кровоточащие раны, все это просто выводит меня из себя, бесит, бесит! Одна слабая мысль, одна нотка злости в ней, дай мне ее, и я смогу вырваться на волю, я смогу остановить это, я смогу..*
Потом пропали почти все мои вещи, все фотографии со старыми школьными друзьями, ты забрал мобильный, ты запретил писать им, упоминать их имена, даже помнить о них.. Постепенно мой мир сужался, во тьму уходили лица, утопали и затихали в памяти голоса. Мой мир сузился до этого трейлера, а потом ты сам одним ударом, одним резким толчком сузил его до круглой клетки, когда в один странный вечер из трейлера исчезла моя кровать, и на ее месте появилась конструкция из металлических прутьев и обручей.
Я никогда не понимал, зачем ты сделал это, но отчаянно, до прокушенных губ искал тебе оправдания, даже если ты сам не делал никаких попыток оправдаться, как-то объяснить мне мотивы своих действий..
Тебя всегда растили как моего старшего брата. Тебе многое запрещали, потому что ты должен был быть примером для меня. Еще больше ты всю жизнь запрещал себе сам, чтобы развить в себе волю, чтобы соответствовать требованиям, которые в тебе предъявляли, чтобы быть моей защитой, моей опорой, моим достойным старшим братом. От тебя многого требовали, с тобой много разговаривали о разных вещах, которые воспитатели делили на хорошие и плохие, достойные и постыдные, тебя контролировали, чтобы ни одно твое действие не выходило за рамки установленной безупречности. Мне кажется, если бы у нас были настоящие родители, они никогда бы так не сделали, ведь то, что старшие братья заботятся о младших, должно быть рефлекторным, не верю, что, если чувства ответственности за родное существо нет, его можно привить насильно. А тебе прививали, год за годом твои естественные действия заменяли стереотипными, ломали твои собственные мысли, чтобы заменить их теми, которые будут достойны старшего в семье. На тебя взвалили ответственность за меня, за мои ошибки, мои недочеты и неудачи, и к этой ответственности тебе приходилось привыкать, приходилось учиться носить ее на своих плечах, не сгибаясь, наверное, именно поэтому все мои неуспехи ты воспринимаешь настолько болезненно, словно они были твоими. Тебя всегда судили строже, тебе всегда в мельчайших подробностях говорили, что ты делаешь неправильно и почему ты делаешь это неправильно. Иногда мне кажется, что ты сбросил со своих плеч интернат, но так и не смог сбросить несколько обидных, тяжелых, задевающих слов, они до сих пор висят над тобой, до сих пор покалывают виски и отдаются сигаретным дымом на вдохе.
*Если говорить честно, то твой брат просто слабая тварь, которая сломалась от преходящих обстоятельств, просто ты не хочешь видеть этого, потому что.. ты дурак, Акито, ты полный идиот, ты не можешь даже злиться на него, и это меня бесит, вы оба меня бесите, вы оба просто..*
Но больно. Больно! До невозможного больно!!
А в один день ты принес эти ролики и сказал, что я должен научиться кататься на них. Я видел такие ролики много раз, правда, их почти не было у младших обитателей интерната, но зато они были очень популярны среди старших воспитанников. Когда я приходил к тебе в корпус, на пути в дальнюю комнату, где жил ты, я видел много бешенно-веселящихся людей на АТ, они носились в них даже по узким и плохо освещенным коридорам. Когда я заходил к тебе, твои первым вопросом всегда было: "Эти обезьяны на роликах тебя не покалечили?". И только потом уже ты садился ко мне на кровать и, серьезно смотря мне в глаза, говорил, что ждал, когда я приду..
Поэтому я очень удивился твоему желанию, но решил, что должен тебя послушаться. Я тренировался по пять часов в сутки, но ты никогда не прикасался к АТ сам за время наших занятий. А жаль.. Я не верю, что у тебя не получилось бы, если бы ты попробовал еще раз.. И тогда я решил, что обязательно научусь кататься, достигну вершин мастерства - чтобы протянуть тебе однажды руку, чтобы помочь тебе подняться со мной в небо. Ведь гораздо легче научиться летать, когда кто-то, кто любит тебя больше всего на свете, держит тебя за руку, я хорошо запомнил это..
А потом, во время одного из твоих личных уроков, проснулся он. Его желтые, похожие на холодные змеиные глаза сверили тебя, и в этом взгляде было столько ненависти, столько яростного желания вцепиться холодными пальцами тебе в горло, что ты даже невольно отступил на шаг назад и выронил кнут. Тогда я испугался больше, чем когда-либо в жизни. За тебя.. И неимоверным усилием воли смог загнать его внутрь. Но тогда тебе еще грезились отблески его желтых глаз в моих глазах, ты поднял кнут и избил меня так, что я еще несколько дней потом лежал без сознания на грани между жизнью и смертью.
За это время он обосновался в моем теле так, что теперь всегда мог видеть и чувствовать, что происходит со мной. После этого один глаз мне пришлось закрывать повязкой, потому что, стоило ее снять, и он гораздо легче получал власть над моим телом, а я вынужден был ютиться на краю сознания, на краю реальности. Но я научился сдерживать его рядом с тобой, даже когда это особенно сложно, когда от боли ослепляется сознание, когда он особенно силен..
*Ты дурак, Акито, какой же ты дурак, ведь я мог бы защитить тебя от этой сволочи, от его побоев, я мог бы оградить тебя, уберечь, если бы ты только один раз позволил мне это, доверился бы мне, я мог бы навсегда покончить с этим, слышишь, навсе..*
Но больно. Больно! До крика больно!!
Несмотря на то, что мне всегда кажется, что следующий удар станет смертельным, я все же, за гранью боли, понимаю, что я вынесу и этот, и следующий, и еще много-много, до самого последнего, чтобы почувствовать, как твои ладони касаются моих ран.
Все же я знаю, тогда, в тот вечер, я не ошибся, просто я неправильно понимал, что такое счастье. Оно, наше счастье, не бывает светлым, безмятежным, постоянным..
*Говоря откровенно, счастья просто не бывает, но вы, странные, глупые люди, живущие сердцем, почему-то не понимаете этого, почему-то хотите верить, что...*
Наше счастье меряется системой противовесов, качается как маятник, все время меняется, никогда не находя своего равновесия, да и не надо равновесия, потому что равновесие может быть лишь моментом перед падением..
Когда мне нужно было придумать имя для плюшевого медведя, оно пришло само собой, оно было настолько очевидным, что мне захотелось смеяться - я просто поменял местами согласные твоего имени, и получился Тайко, а Тайко - это большой ребенок, это два простых иероглифа, они вполне могли бы стать твоим именем, но что-то пошло не так, что-то сбилось в божественной системе..
Вот оно, да, точно!!! Что-то пошло не так, как же может быть иначе, да, именно так, ошибка, случайность, в которой даже не виновен ты, в ней никто не виновен, кроме Его Величества Случая!! Конечно, и так легко становится объяснить, почему ты не можешь по-другому, почему все должно быть именно так, и никак иначе, почему на твоих плечах до сих пор остались эти глупые слова, которые ты не смог скинуть, все оказалось так просто, до смешного просто, теперь я удивляюсь, почему я не догадался до этого раньше! Я знаю, что это не может быть иначе - оно впиталось в твою кровь, током ударило стенки артерий, оно в твоем имени..
*В имени?!? Ты рехнулся, Акито, ты точно рехнулся, кнут лишил тебя рассудка, он лишил тебя на всю жизнь того, что мог бы..*
Да-да, именно в нем!! Мне всегда казалось, что имена выбирают на небесах, смешивают воедино имя и душу, имя и судьбу, иначе я не могу объяснить себе такого совпадения. Потому что тебе не просто дали имя, одновременно с этим у тебя отняли крылья, настоящие крылья, которые могли бы у тебя быть. Ведь ты не просто Кай - мальчик, сердце которого замерзло от случайной снежинки, и которого украла в свою страну холодная Снежная Королева. Ты не какой-нибудь безликий Кейто, или Кента, хотя, казалось бы, всего пара букв, и ты был бы свободен, ты был бы, но нет, ты именно Кайто, только Кайто, никто кроме Кайто!!
...А имя Кайто значит "Воздушный Змей"...
Воздушный змей не сможет подняться ни на сантиметр, если у него нет хвоста.. Твой хвост - это твой кнут, с помощью него ты, как умеешь, пытаешься возвыситься, взлететь. Каждый летает, как умеет, ведь так?
Но ни один, ни один воздушный змей не бывает свободен, все время есть что-то, что тянет его вниз, что-то, что держит его на земле, нитка, веревка, проволока - что-угодно, но оно не отпускает, не дает упиться полетом, горечью отдается на языке. Может быть, поэтому ты из принципа не встаешь на АТ, ты сам слишком хорошо знаешь то, до чего лишь только что догадался я. Ты не хочешь дразнить себя небом, которое очень близко, на расстоянии вытянутой руки, но недоступно тебе, ты не хочешь..
*Нет, пожалуйста, не надо, не надо снова, не надо самого ужасного, не на..*
Ты откладываешь кнут и несешь меня в ванную. Я люблю ванную, там прохладная вода ласково касается ран, почти так же ласково, как твои горячие ладони. Через несколько минут твоя майка намокает, тяжелыми становятся синие пряди, на которые успели попасть брызги, но ты никогда не ругаешься на это, ты становишься перед ванной на колени, не обращая внимания, есть ли на полу коврик, перевешиваешься через борт и склоняешься над моим телом, и я чувствую, как касаются его твои губы, слизывая капли воды и крови, ласково, совсем непохоже на кнут, язык не пропускает ни одного старого рубца, ни одной новой раны. Каждый твой поцелуй шепчет "извини" или "я не хотел", каждое поглаживание приносит уверенность, что ты все же меня любишь, любишь, и через минуту снова докажешь мне это, когда после ванной и мягкого полотенца отнесешь на свою кровать. Больше ванной в нашем трейлере я люблю только твою кровать, и если уж перед тем, как попасть туда, нужен такой путь, пусть лучше он будет. Я уже понял, что когда-то в интернате тебя слишко хорошо научили, каким должен быть мой старший брат, и теперь ты считаешь такие чувства, то, что происходит почти каждый вечер, аморальным, неправильным, запретным. Наше счастье - это система противовесов, и, может, именно поэтому оно до сих пор есть..
Ты несешь меня на кровать, несколько прохладных капель с твоих прядей падает на мои обнаженные плечи, скатываются по спине. Кровать у тебя никогда не бывает заправленной, подушка смята, одеяла свисают наполовину на пол, простыни прохладные, они приятно холодят ноющую кожу. Мне нравится, когда ты снимаешь с себя и отбрасываешь в сторону майку, мне нравится смотреть на твое тело, нравится спускаться взглядом по животу и останавливаться на сережке, я не знаю, почему, но мне очень нравится именно эта сережка, я помню, как она появилась у тебя, ты тогда еще сразу спросил, нравится ли она мне, тебе всегда было очень важно знать, что я думаю. И я всегда благодарил тебя за это право судить тебя, давать тебе оценку, на которую ты никогда не злился, всегда старался не разочаровывать меня. Но эта сережка мне всегда нравилась, она так блестела, что всегда хотелось прикоснуться к ней, а потом погладить живот и почувствовать, как ты улыбаешься.. А потом ты приникаешь ближе, и кожа у тебя теплая-теплая, теплее, чем любая вода в ванной, я не знаю, почему, но к твоему телу хочется прикасаться, прижиматься, касаться губами. Но я пока лежу неподвижно, и только смотрю на тебя свободным от повязки глазом, потому что мне нравится следить за тем, как ты склоняешься, как смотришь на меня, и как меняется в этот момент твой взгляд, все в тебе. Рядом с тобой, до невозможного рядом, возникает ощущение полета, никакие АТ не могут как-то сравниться с ним, этот полет свободный, бесконечный, только вместо крыльев за спиной нужно протянуть руки и ухватиться за жерди воздушного змея..
Твои пальцы ласково гладят мой живот, спускаются ниже, от этого ощущения сладко, от этого хочется выгнуться, хочется закинуть голову и застонать, потому что я прекрасно знаю, что через несколько секунд меня пронзит самая сладкая боль в мире, которую ты можешь подарить мне, и я уже готов кричать и просить тебя, умолять об этой боли, об этом счастье..
*..!!..*
Но не больно! Не больно!! Недостаточно больно!!!
Больше боли, сильнее, чего ждешь ты, почему не даешь упиться чувством свободы от полета?
Раны кровоточат, простыни начинают пропитываться красным. Я чувствую, как твои руки гладят мои бедра, закидывают мои ноги, чтобы я мог обнять тебя ими, тебе на талию, твои движения сейчас удивительно яростные и ласковые одновременно, ритмичные, размеренные, тем не менее сильные, каждое отдается ударом сердца, вспышкой наслаждения, каждое выдавливает слезы из глаз, но это слезы удовольствия..
Когда я кричу, выгибаясь в твоих руках, когда сердце одним ударом готово ломануться и снести клетку ребер, ты прижимаешь меня ближе к себе, ты выводишь меня на пик боли, словно на вершину горы, и даришь момент, когда кажется, что вот, без малейших на то усилий с моей стороны, ноги отрываются от земли, и ветер подхватывает тело, и уносит ввысь, тянет за собой величественный в этот момент, рвущийся на свободу воздушный змей..
И в этот момент я слышу твое сбивающееся в хрип дыхание, чувствую, как по твоему телу прокатывается волна наслаждения, а потом слабость, и ты опускаешься через какое-то время рядом, гладишь мои волосы, называешь любимым братишкой.. Я очень люблю твою кровать не только потому, что здесь нет даже напоминания о кнуте и ты до крика рядом – просто тут ты, если я говорю, что не хочу чего-то, всегда останавливаешься и выполняешь мои просьбы. Тут ты всегда ласков, тут твои губы особенно мягкие, ты подчиняешься моим движениям, отзываешься на мои касания, делаешь то, что доставляет мне удовольствие – гладишь ноги, целуешь, обязательно сначала в подбородок, потому что знаешь, как я люблю это, а потом опускаешься и прикасаешься горячим языком к животу, скользишь ниже, хотя я никогда не говорил открыто, что хочу и люблю это, потому что мне казалось, ты сочтешь это унизительным и не согласишься. Но ты делаешь это, я чувствую каждое твое движение, и в такие моменты я снова убеждаюсь, что ты любишь меня, всего меня, целиком. Только в твоей постели я снова возвращаюсь в прошлое, в воскресные дни в парке, и снова становлюсь тем самым мальчиком, который с помощью катушки ниток управлял воздушным змеем..
Но когда-нибудь… Я помню, когда ветер был особенно сильным, змей рвал нить и уносился в небо, и становился свободным. И я уверен, ты сможешь так же, ты сможешь, я буду твоим ветром, я буду сильным, именно поэтому я вынесу все удары. И тогда когда-нибудь ты поверишь в себя настолько, что тебе больше не будет нужен кнут, ты поймешь, что вот сегодня, сейчас, ты можешь взлететь по-настоящему, ты можешь быть свободным. И тогда-то, тогда – я протяну тебе руку и помогу впервые подняться в небо. Потому что научиться свободе гораздо легче, когда кто-то родной держит тебя за руку.
И, наверное, именно поэтому я каждую такую ночь рядом с тобой ошалело улыбаюсь, именно поэтому я сейчас прижимаюсь к тебе, носом утыкаюсь в любимое плечо и несколько раз касаюсь губами теплой кожи, и говорю:
- Спокойной ночи.. Я люблю тебя, брат..
И чувствую, как ты улыбаешься, обнимаешь меня, защищаешь своими руками от всего мира, укрываешь одеялом.. И шепотом, настолько слабым, что он еле касается мочки уха, говоришь:
- Спокойной ночи. Я тоже тебя люблю..